Рост рождаемости, фиксируемый в России в последние годы, эксперты и распорядители социальных бюджетов связывают прежде всего с материальной стимуляцией женщин репродуктивного возраста. Потенциал родовых сертификатов и материнского капитала, несомненно, помог выправлению демографической кривой. Но наверняка эффект оказался бы еще более впечатляющим, обрати государство взгляд на мужское здоровье россиян фертильного возраста. Понятно, что казенных денег на все сразу не хватает, тем более что на мероприятия по диагностике и лечению эректильной дисфункции (ЭД), по самым скромным оценкам, следовало бы потратить около 1,42 трлн рублей – сумму, сопоставимую с годовым бюджетом ФФОМС. Однако оставлять тему ЭД за скобками демографической политики тоже крайне опасно.
Доказано, что большинство заболеваний мужской половой сферы в той или иной степени влияют на фертильность. И если на Западе давно выработана и адекватно действует концепция борьбы с такими заболеваниями, то российские организаторы здравоохранения по-прежнему стараются экономить на диагностике и лечении ЭД. При этом зарубежные специалисты охотно делятся как рутинным, так и инновационным опытом с российскими коллегами. В начале июля в Россию для проведения показательных операций приезжал гуру имплантационной хирургии полового члена – американский профессор Стивен Уилсон, который за карьеру выполнил свыше 11 тысяч фаллопротезирований. В частности, именно он в свое время предложил известную в мире технику выпрямления полового члена во время фаллопротезирования гидравлическими имплантатами при болезни Пейрони, названную методикой моделирования. Мастер-класс американца вызвал закономерный ажиотаж среди специалистов. И дело не в том, что отечественные урологи и андрологи не вполне владеют передовыми медицинскими технологиями, а в том, что сегодня на фаллопротезирование приходится, по разным оценкам, всего 5–15% отечественного рынка профильных медуслуг. По количеству имплантаций мы примерно в 50 раз уступаем США: если во всей России ежегодно выполняется не более 400 фаллопротезирований, то в США 700 имплантаций может провести одна клиника. При этом, по данным российских урологов, после проведения подобных операций до 97% пар довольны качеством сексуальной жизни.
Понятно, что развитие именно этого сегмента тормозит высокая стоимость протезов: трехкомпонентные имплантаты, имеющие пожизненную гарантию, производятся в США и стоят $5–7 тысяч. К этой цифре нужно прибавить сопоставимую по сумме стоимость работы хирурга. Итого операция в среднем обходится в 500–700 тысяч рублей.
«К сожалению, в России фаллопротезирование не входит в систему госгарантий, оно строго платное, в отличие от США, где такая процедура покрывается страховкой. Поэтому там проводится на порядок больше таких операций. Эта проблема крайне актуальна, поскольку она напрямую влияет на число пациентов, которые могут получить адекватную помощь», – поясняет председатель совета Ассоциации специалистов консервативной терапии в урологии Леонид Спивак.
БОЛЬНО СМИРНО
Ну да бог с ними, с протезными изяществом и стойкостью. Радикальные меры – крайность, которой можно было бы избежать вполне бюджетным маневром, для начала просто приучив мужское население страны внимательнее относиться к своему половому здоровью и не стесняться обращения к врачу. «Основная причина сексуального нездоровья нации -отсутствие скрининга, организаторы здравоохранения, да и пациенты считают его дорогостоящим и не слишком эффективным, – говорит заведующий отделением онкоурологии НИИ урологии Дмитрий Рощин. – Если сравнивать с западной популяцией, то там за счет личной культуры мужского населения, благодаря коммерческому скринингу доля больных специфическими заболеваниями значительно ниже, чем в России. У нас же культура больных только начинает меняться, даже привычка следить за собой: не только купить ботинки, костюм или машину, но и в 40 лет пройти ПСА-тест [проверка уровня простатспецифического антигена. – Vademecum] или сдать анализ на хронические инфекции».
Официально в России около 90% мужчин репродуктивного возраста сталкивались с заболеваниями половой системы. Диагностировать их по программе госгарантий по сей день можно только в рамках диспансеризации. По факту же тематическая медицинская помощь мужчинам оказывается в основном на коммерческой основе. «Есть страшное слово – диспансеризация, и на сегодняшний день это единственный выход, она необходима как минимум для того, чтобы в больших популяциях выявлять хотя бы грубые ошибки», – уверен Дмитрий Рощин.
Внимание и средства системы ОМС сфокусированы на других проблемах: в урологических отделениях государственных больниц по-прежнему занимаются лечением мочекаменной болезни, онкологией, еще более распространенными и многообразными воспалительными заболеваниями.
«Стандарты по лечению и диагностике заболеваний мужской половой сферы, клинические рекомендации по ряду нозологий в нашей стране разработаны, в том числе и с учетом европейских и американских рекомендаций. Однако роль ОМС в диагностическом и лечебном процессе в документах, к сожалению, изложена весьма расплывчато», – оценивает суть проблемы заместитель председателя Российского общества урологов Владимир Борисов. – Единственной известной мне программой является проводившаяся в Москве программа диспансеризации мужчин старше 40–50 лет для ранней диагностики рака простаты. Она имела свои положительные и отрицательные стороны, но в целом восторга не вызвала». Проблема мужского здоровья, по мнению большинства профильных специалистов, увы, в основном декларируется. Хотя по стране и создаются соответствующие кабинеты, но эта практика пока слишком кратковременна, чтобы понять, что в этой программе совсем не так, а что требует уточнения и конкретизации. В России первая и пока единственная попытка выявить частоту возникновения мужских половых расстройств была предпринята в 2012 году. Команда врачей под руководством главного уролога Минздрава Дмитрия Пушкаря проанализировала данные более чем 1 200 мужчин в возрасте от 20 до 75 лет. При этом исследование проводилось только для выявления признаков ЭД. Однако аналогичных исследований распространения простатита или аденомы предстательной железы в стране пока так и не было. При этом врачи разных специальностей – урологи, андрологи, сексологи – все чаще сходятся в том, что ЭД по охвату уступает этим заболеваниям.
«ЭД и простатит – это принципиально разные вещи. Но простатитом часто пытаются оправдать ЭД. Простатит ставят с 20 лет. Это медицинский бизнес, рассчитанный на человека, который хочет купить услугу. Другое дело, что врачи дезинформируют пациента, связывая ЭД с лечением простатита, поскольку второе не так пугает, как первое, – говорит Дмитрий Пушкарь. – Вот острый простатит существует, и это чрезвычайно неприятная болезнь – сродни острому пиелонефриту, от которого можно умереть. Это септическое заболевание, которое мы активно лечим. Но никакого отношения к хроническому простатиту оно не имеет».
Фото: Fotolia/PhotoXpress
В целом же все существующие эпидемические оценки болезней мужской половой функции носят довольно приблизительный характер. «Пролить свет на распространение мужских болезней могла бы более активная диспансеризация, – размышляет Леонид Спивак, – но все стоит денег. И, допустим, даже организовать эпидемиологическую работу, просто опросив население, тоже весьма затратно, поэтому пока не существует достоверных данных даже об отдельных мужских проблемах».
Отсутствие актуальных данных о заболеваемости, не устают повторять врачи, во многом объясняется низкой активностью самих пациентов. За квалифицированной помощью, по оценке медиков, обращаются не более 30% страдающих расстройствами половой системы мужчин. «Мы сейчас говорим об андрологии, если хотите, об особенностях мужчины, живущего в городе. Первая проблема, самая главная, – это аденома предстательной железы. Она есть у всех мужчин, начиная с 40 лет, но не всех она беспокоит. Вторая проблема – рак предстательной железы (РПЖ), третья – эректильная дисфункция, четвертая – метаболический синдром, пятая – отсутствие мотивации к жизни. Это если мы говорим о мужских проблемах», –ранжирует основные мужские заболевания Дмитрий Пушкарь.
Барьером на пути выявления этих заболеваний как раз и выступает низкая пациентская культура, российские мужчины при отсутствии острой боли не хотят идти к специалистам. «Есть определенная специфика мен талитета, отчасти из-за отсутствия образования у пациентов: многие попадают на прием в критическом состоянии – ждут до последнего и обращаются к врачу только тогда, когда, например, уже наступает задержка мочеиспускания, – рассказывает Леонид Спивак. – Поэтому наша первостепенная задача – объяснять пациентам, что своевременное обращение к врачу позволит значительно улучшить качество жизни».
НЕФЕРТИТИ ГОЛОВОЙ
Урологи убеждены, что без соответствующих просветительских программ, инициированных регуляторами и поддерживаемых СМИ, а также врачами всех специальностей, эпидемическая ситуация напрямую приведет к демографическому спаду. Только при ранней постановке диагноза, будь то ЭД или рак простаты, настаивают специалисты, можно выполнить органосохранное лечение, позволяющее избежать бесплодия. Урологи приводят пример из мировой диагностической практики: когда появился маркер рака предстательной железы ПСА, произошел мощный всплеск выявляемости рака простаты на ранних стадиях. Тестирование позволило в дальнейшем качественно лечить пациентов, полностью избавляя их от заболевания. «Это был своего рода революционный прорыв, – убежден Спивак. – Поэтому самое важное в лечении мужских заболеваний – повысить уровень выявляемости, который пока в России крайне низок».
К выполнению этой задачи урологическое сообщество призывает подключить и противоположный пол. Сами мужчины довольно инертны – они не ведут паспорт репродуктивного здоровья и половой функции даже у себя в голове. «Как часто женщина приводит своего мужчину к врачу? – размышляет Дмитрий Пушкарь. – Заботливая жена – часто, женщина контролирует этот процесс, говорит: «Нужно!» и ведет мужа к специалисту».
Специалисты-урологи все чаще сталкиваются с парадоксом: в диагностике мужских половых расстройств им помогают врачи-гинекологи. Поэтому профсообщество почти открыто призывает: пора воздействовать на мужчин через женщин – более активных и системных в вопросах диагностики. «Если женщина хочет завести ребенка, – говорит Дмитрий Рощин, – она сделает все, чтобы полностью обследоваться самой и проверить своего полового партнера. Таким образом часто выявляются латентная инфекция, ранние раки простаты и прочие заболевания, снижающие фертильность».
И все же, выстраивая стратегию поддержания мужского здоровья, следовало бы говорить не столько об отсутствии в индустрии возможностей диагностики и лечения, сколько об экономической и ментальной стагнации. Государство, констатируют клиницисты, не отказывается от системных решений в борьбе с мужскими заболеваниями. Не видит их? Вряд ли. Не может? Наверняка. Цифра, заявленная в преамбуле в качестве размера оперативного бюджета для решения «мужских проблем», не что иное, как очень осторожная попытка Vademecum подсчитать объем рынка диагностики и лечения ЭД. Вычислить хоть сколько-нибудь достоверную стоимость полного комплекса мероприятий по всем специализированным заболеваниям категорически невозможно: исходных данных в природе просто не существует. Да и та сумма, которую мы призываем потратить на борьбу с эректильной дисфункцией, тоже весьма условна и приблизительна, поскольку точное число пациентов и степень выраженности их расстройств неизвестны. Глубину рынка Vademecum измерял, опираясь на данные, полученные от российских урологов и Росстата. Итак, в стране проживает 19,5 млн мужчин в возрасте 35–54 лет – это самая активная группа по частоте обращения к профильным специалистам. Если учитывать эту аудиторию и экстраполировать на нее результаты единственного российского исследования распространенности ЭД, то только на консультативный сегмент рынка приходится минимум 20 млрд рублей. Объем рынка лекарств и БАДов, предназначенных целевой пациентской группе, можно оценить в 600 млрд рублей. Еще около 800 млрд рублей придется на фаллопротезирование, если исходить из того, что всем нуждающимся будут установлены трехкомпонентные имплантаты. Итого 1,42 трлн рублей. Искать эту сумму в казне бессмысленно. Но хотя бы часть этих расходов – даже не на скрининг, а на просветительство и элементарную диагностику ЭД – государство, выползающее из демографической ямы, могло бы выделить.
