В середине февраля Минздрав проведет совещания с регионами, выказавшими готовность опробовать новую модель лекарственных закупок – так называемый risk sharing. Схема предполагает разделение ответственности между государством и фармпроизводителями, которые получают плату только за препараты, продемонстрировавшие терапевтический эффект. Разные формы risk sharing распространены за рубежом, в России же применить модель на практике, и то в качестве эксперимента, пока решились в Москве, Московской и Калужской областях. Правда, как именно будет действовать схема, пока неясно, «инновационные модели договоров» только разрабатываются: возможны как разные варианты оплаты препаратов, так и разные варианты компенсации за лекарства, которые не принесли эффекта, – деньгами или товаром. Гендиректор ФГБУ «Центр экспертизы и контроля качества медицинской помощи» Минздрава РФ Виталий Омельяновский поясняет, что сейчас обсуждается возмещение препаратами. Одним пациентам лекарство помогло, другим – нет, и на объем «несработавших» будет распространяться натуральная компенсация – препараты для лечения новых пациентов. Vademecum поинтересовался прогнозами экспертов, приживется ли risk sharing на российской почве.
Соглашение о разделении рисков довольно распространено в Европе как часть договора между производителем и страховой компанией. Эта схема обоснована в хорошо работающей страховой системе: фармкомпании несут ответственность за те случаи, когда их дорогостоящие лекарства не сработали. Даже у современных препаратов для лечения гепатита не бывает стопроцентной эффективности, а с учетом их стоимости возврат любой части затрат будет существенным. При этом маржа самих производителей настолько высока, что отсутствие оплаты при неэффективном лечении не будет для них проблемой: они все равно многократно окупят свои затраты. Но я слабо себе представляю, как risk sharing можно сейчас внедрить в систему госзакупок, как эти условия могут быть прописаны в технической документации.
Пилотный проект для нескольких регионов еще обсуждается. Но мы уже передали всем заинтересованным сторонам информацию о нашем подмосковном опыте внедрения схемы risk sharing. У нас сейчас сотни пациентов с гепатитом С получают противовирусную терапию в дневных стационарах по программе ОМС. В марте уже будут первые пациенты для оценки устойчивого вирусологического ответа, и тогда начнутся расчеты с двумя компаниями-партнерами. Зарубежная компания пока не хочет себя называть, отечественный «Биокад» поставляет нам пегилированный интерферон. С ними заключены договоры с отсрочкой платежа до 180 дней. В договоре нет никаких указаний на эффективность. Гепатит С в этом плане – уникальное заболевание, в качестве условия прописывается просто излечение, что и будет основанием для выплаты.
Ясно, что продавцы неэффективных препаратов никогда в risk sharing не войдут – тогда они получили бы убыток. Но для поставщиков работающих препаратов такая схема – возможность продвижения. Фармбизнес в любом случае заинтересован в увеличении количества пациентов. Все оцифровывается: чем больше пациентов, тем больше профит производителей. Плюс risk sharing для России – это очевидная возможность сократить путь от появления нового препарата на рынке до его реального внедрения.
Если говорить об онкопрепаратах, то схема risk sharing, которую сейчас обсуждают, на мой взгляд, является профанацией. Эта схема может работать только там, где критерии эффективности абсолютно объективны. Поэтому я верю в risk sharing в лечении хронического гепатита, но не верю в него при лечении рака, когда нет одинаково измеряемых критериев. Для каждого зарегистрированного онкопрепарата уже проведены клинические исследования третьей фазы, которые показали эффективность применения препарата. Если компания, входя в программу risk sharing, заявит, что эффективность препарата будет такой же, как в их исследованиях, значит, никакого риска для нее не будет. Ну разве что популяция в России будет отличаться от популяции, на которой проводились клинические исследования, тогда, возможно, компании придется компенсировать часть лекарств. Но и эти издержки она наверняка заложит в ту цену, по которой препарат будет продаваться. Поэтому в результате никто, кроме государства, риск на себя не возьмет.
Единственная причина, по которой компании продвигают идею risk sharing, – это возможность получить доступ к бюджетному пирогу, минуя конкурсные процедуры. Кроме того, судя по всему, по договорам risk sharing можно будет поставлять препараты, еще не включенные в списки ЖНВЛП.